"Тысяча сёл Дагестана" - история итальянца на тропе

Итальянец Джорджио Авондо на Кавказской тропе, октябрь 2024 года

Я путешествую по мере возможностей. Я не против автостопа, на самом деле я даже предпочитаю этот способ передвижения – если он доступен – у меня появляется возможность поболтать с кем-то доброжелательным, у кого наверняка есть что рассказать мне. Если передо мной горы – я иду. А если гор много, путешествие растягивается на несколько дней. Вот почему хорошо иметь легкий рюкзак, в котором собрано все для самообеспечения. Поход по горам Армении и Грузии стал отличной тренировкой перед Дагестаном, как физической, так и антропологической. В России я встретил очень разных людей, но обо всем по порядку:

Я выдвигаюсь в горы из Грозного – столицы Чечни, где сажусь в маршрутку до Ведено. Здесь нет необходимости голосовать: каждый, кто видит путника на дороге, останавливается и спрашивает куда тот направляется. Так я добираюсь до озера Кезеной-ам, а затем до села Хой.

Никто из тех, кто подвозил меня, не имел дела с человеком, не понимающего ни одного из известных им языков, и только некоторым из них было комфортно общаться через приложение в моем телефоне. Общение строится на жестах и улыбках, песне Адриано Челентано или названии известного футбольного клуба.

Так продолжается до Ботлиха, где судьба подарила мне лучшую встречу, о которой я только мог мечтать. Пока я обедаю в кафе, ко мне подходит мужчина и спрашивает: «Вы иностранец? Путешествуете? Хотите остановиться у меня на ночлег?». Это Владимир, человек, полностью изменивший мой опыт пребывания в Дагестане.

Я верю, что Бог покровительствует тем, кто идет.

После обеда мы прогуливаемся, узнаем друг друга получше. Владимир хорошо понимает мои ограничения по времени и мое желание получить аутентичный опыт в горах, где творения человека все еще меркнут на фоне природной красоты.

Владимир и команда, с которой он работает, создают сеть троп по всему Кавказу, от Каспийского до Черного моря. За несколько минут он дает мне столько информации, сколько я бы не собрал за недели подготовки. Он убеждает меня провести оставшееся время в Дагестане, на Кавказской тропе.

Владимир советует двигаться от Изано на восток, чередуя автостоп и пешие переходы, чтобы максимально использовать оставшиеся у меня четыре дня. Все идет не совсем по плану: путешествие начинается в селе Карата, дальше попуток нет. Тропа идет вверх, через широкую долину вдоль впечатляющего обрыва. Над ним возвышается плато, на котором расположены некоторые из тысяч дагестанских сел. Местные жители гордятся тем, что в регионе говорят на десятках различных языков: путешественник с трудом пытается представить как это возможно, этим заняты его мысли по пути к смотровой площадке, откуда открывается отличный вид.

Плотность заселенных территорий поражает любого, кто знаком с особенностями горной местности. Каким бы суровым ни казался ландшафт, за каждым скалистым хребтом всегда будет село. И затем еще одно, и еще!

Я прихожу в Изано к обеду, как раз когда Маламагомед – хозяин первого попавшегося мне дома – собирается проверить своих коров. «Ты что, пешком идешь? Заходи, чаю попьем!».

Чай быстро превращается в обед, хозяин и его брат дают мне пару ценных советов: «Сегодня отличный день, сходи на плато. Виды будут чудесные, а за 2,5 часа дойдешь до села, тебя там наверняка приютят на ночь».

От Изано идет небольшая тропа, по который я поднимусь на потрясающий обрыв, не карабкаясь на него, а двигаясь влево – вправо – влево – Хаджи-Мурат нарисовал на земле траекторию, чтобы я лучше понял маршрут.

Я набираю высоту, двигаясь между скалистыми стенами, которые становятся ниже и уже, зная, что совсем скоро вершина.

Там, где ущелье становится совсем узким, стоят ворота, преграждающие путь. Настоящий культурный барьер: в Италии подобное сооружение означало бы, что человеку проход запрещен. Как я узнаю позже, в Дагестане концепция иная: ворота не позволяют животным зайти на территории других пастухов.

Я веду себя как барашек, и не иду через ворота пастуха.

Когда солнце почти скрывается за горными вершинами, я нахожу подходящую для палатки полянку: отличное место чтобы встретить утро нового дня.

Палатка, термоодеяло, спальный мешок – все подготовлено для ночевки. Иду за дровами, чтобы развести костер. Возвращаюсь с несколькими ветками, найденными возле ручья, и вижу, что у палатки меня ждет Башир. Он заметил меня издалека и - из любопытства - решил подойти и узнать, что происходит. «Сегодня вечером ты будешь моим гостем. Я приготовлю для тебя аварский хинкал, а ты расскажешь, что ты здесь делаешь. Пойдем в мою палатку! Это будет весело».

Я быстро собираю свой лагерь и иду за ним.

Башир пасет коз и овец, живет в палатке до самых заморозков, которые, по его прогнозам, буквально через пару дней. Башир происходит из аварцев: он не доит своих животных, не отбирает скот по полу новорожденного. Для него главное - мясо, и, кажется, он прекрасно знает, как с ним обращаться.

Он достает большой нож и несколько килограммов уже освежеванной туши барана: мы режем мясо на куски шириной в один позвонок и ставим вариться в большом котле. Мы курим кальян и смотрим как готовится мясо. Башир готовит шарики из муки, соли и воды, пока я смотрю как его животные выбирают для ночлега самое укромное место в долине, никто их туда не загоняет. Трава в палатке Башира все еще зеленая, хотя палатка стоит здесь несколько месяцев. В центре – небольшая кровать, а прямо перед ней – выровненный участок, выложенный плоскими камнями и покрытый молитвенным ковриком, направленным к Каабе (Мекке).

«Надеюсь, ты не боишься пауков», говорит он, берет тонкий мат с кровати и раскладывает на земле – сегодня это мое спальное место. Мы допиваем бульон, в котором варились мучные шарики и позвонки, и засыпаем. Никогда раньше я не пробовал «чай» из белка и углеводов, но после такого опыта с удовольствием заказал бы его в ресторане.

После дождливой ночи наступает золотистый рассвет, с улыбкой до ушей, от которой никак не могу избавиться, я отправляюсь дальше. Иду вверх и потею, потею и курю. Курение — безусловно плохая привычка, но с ней связана и одна антропологическая особенность: предложить итальянскую сигарету в Дагестане - отличный способ завести друга.

От долины к долине меняется вкус воды в ручьях. В середине октября на горных вершинах нет снега, поэтому уровень воды минимальный. Ручьи покоятся в широких руслах, значит весной они станут более полноводными.

Я держу путь к селу Ассаб: как только я прохожу перевал, тропа быстро превращается в небольшую дорогу, а деревья снова преобладают в ландшафте. В Ассабе немного людей, но много человечности: концентрация чая в моем организме достигает угрожающих значений. Я покидаю село и – я не прикладываю к этому никаких усилий – рядом останавливается машина. За рулем Мухаммед, он предлагает подбросить меня до села Хебда. Все идет по плану, пока мы на бешеной скорости мчимся, слушая его любимую музыку: испанское техно (он был благодарен, что я узнал язык, так как долго гадал, откуда эта музыка родом). Я прошу высадить меня у кафе, чтобы съесть горячий суп, что оказалось очень опрометчиво. В селе есть полицейский участок, сотрудники которого явно не привыкли видеть иностранцев, разгуливающих по улицам с большими рюкзаками.

Несколько полицейских пришли обедать в кафе, где уже обедал я, их столы стояли за двумя большими ширмами. Они слушали как я общаюсь с поваром, и вскоре после того как я произношу «Я итальянец», один из них подходит и спрашивает мои документы. Они позволили мне завершить обед, но после обеда я провел 3 часа в полицейском участке, проходя тщательную проверку – этого оказалось достаточно, чтобы все мои планы на остаток дня были нарушены.

Мне нужно добраться до села Гоор автостопом, иначе я рискую ставить палатку в каньоне, а не на плато. Не успеваю я пожаловаться сам себе на жизненные обстоятельства, как передо мной останавливается машина, без каких-либо усилий с моей стороны. Добрая семья привозит меня в Гоор, и у меня остается время увидеть древний город и великолепную сельскую мечеть до захода солнца.

Молодые ребята видят, как я ставлю палатку на сильном ветру, и предлагают спуститься в село: там есть мечеть, в которой я, возможно, смогу переночевать. К этому времени уже стемнело, и все жители греются в своих домах.

Я захожу в мечеть и вижу молодого мужчину, играющего в телефоне. Позже вечером, а потом утром, я узнаю его голос, доносящийся из динамика на минарете. Он говорит мне, что меня неправильно проинформировали, и что муфтий не позволит мне спать внутри. Однако, поскольку уже поздно, мне разрешат поставить палатку рядом с мечетью.

Ночью было морозно.

К 7 утра я собираю вещи и отправляюсь в путь, мне предстоит долгий день – переход от Гоора до Телетля, 25 километров тропы и 1500 метров набора высоты.

Тропа из хвойного леса поднимается к обширным лугам, типичным для высокогорных районов Дагестана, усыпанными развалинами пастушьих хижин, их уже давно не используют.

Чувствую, что за мной наблюдают. Огромные орлы кружатся над головой, и могли бы легко сделать из меня добычу, если бы только знали, как действовать сообща. Тропа становится все уже, в конце концов сливаясь с ручьем, где невозможно не намочить ноги. Оттуда немного вверх, и начинается самая захватывающая часть этого отрезка.

Вскоре я прихожу в село Зиуриб, удобно расположенное для наблюдения за движением в обеих долинах по обе стороны от села. Узкие, спрятанные между балконами домов тропинки позволяют добраться до вершины - если, конечно, путник готов пробираться через крапиву и колючки. На моих глазах в деревне впервые заливают бетон, перед мечетью. Жители ни разу не видели иностранца, по крайне мере, так мне сказали.

С высоты видно Телетль, но орография местности вынуждает следовать извилистому маршруту вдоль долин, вырезанных многочисленными ручьями, которые характерны для этих гор. Благодаря ручьям дома здесь имеют особенную архитектуру – они стоят на красивых каменных сваях, зимой под домами укрывают солому и навоз.

Некоторые женщины работают в поле, но здесь - в отличие от других сел - они смущаются, когда я их приветствую, и часто отворачиваются. Сам того не зная, я оказался в самой религиозно консервативной общине в этом районе. Многочисленные разрушенные дома указывают на то, что село теряет своих жителей, но невозможно не заметить тщательную организацию зданий вдоль обрыва, что делает Телетль самым интересным селом из тех, что я встречал до сих пор.

Я захожу в маленький магазин, но ассортимент здесь не совсем то, на что я рассчитывал. Я стараюсь быть дружелюбным с несколькими местными жителями (мужчинами), которые отвечают на мои приветствия, но без особого успеха. Мне предлагают вернуться на тропу и найти место под лагерь до наступления темноты. Я не расстраиваюсь и нахожу еще один магазин, чтобы пополнить запасы провизии на завтра. Здесь невозможно купить сыр, хотя то количество коров, что я видел по дороге, предполагает обратное.

Узкая главная дорога ровная и тянется через все село. Параллельные переулки позволяют селу разрастаться вертикально, они соединены узкими, почти скрытыми тропинками, достаточно широкими лишь для осла. Возможно, те ослы, что шире тропинки, не могут пройти через село и остаются в изоляции. Я вижу много таких ослов, все они с удовольствием жуют оставленную для них солому.

На главной улице, в начале и в конце, расположены мечети. Я подхожу к одной из них в надежде, что мне позволят поставить здесь палатку, как было прошлой ночью. Я открываю дверь.

- Ас-саляму алейкум. Я ищу ровную площадку под палатку, но, кажется, таких здесь немного. Не могли бы вы посоветовать место?

- Молодой человек, почему бы тебе не вернуться на тропу, и не поставить палатку там?

- Мне нужен был магазин, пока я его искал, наступила темнота.

- Ставь палатку за мечетью, но рано утром тебе нужно уйти.

Так я и сделал. Я выбрал самый укромный угол и установил палатку.

Как только я закончил обустраивать ночлег, ко мне подошел мужчина и сказал: «Пойдем со мной, переночуешь у меня дома».

Он – школьный учитель, преподает историю и географию, и любит обсудить политику, по крайней мере со мной обсуждал. Он приводит меня в свой кабинет и заверяет, что мы друг друга не побеспокоим. Не похоже, что он очень рад моему присутствию здесь, но сельчане не любят, когда кто-то ночует под открытым небом, так я оказался у него дома.

Абдурахман становится мягче, когда узнает, что я тоже учитель: «Я еду в школу в Кыргызстане, зимой я буду преподавать там английский. Я волонтер и еду туда, где – как мне кажется – могу быть полезен».

Он широко улыбается, и мы обсуждаем роль учителей в обществе. Тема разговора плавно переключается на политику: Абдурахман говорит, что дагестанцы – неотъемлемая часть российского общества, и они горды тем, что принадлежат великой стране, хотели бы более дружественных отношений с Европой; но Европа неправа, поэтому сейчас не время для дружбы.

Но я бы хотел подсветить другую тему нашего разговора, она меня поразила.

На протяжении всего путешествия я сталкивался с очень негативным отношением людей к соседним народам. Например, северные турки совсем не любят курдов; они посоветовали мне лучше следить за кошельком, как только я пересеку границу с Грузией, и до сих пор таят обиду на вторжение русской армии в 1916 г. В Грузии, в свою очередь, считают турок нечестными, и были рады, что у меня там все прошло без проблем. Армяне злились примерно на всех вокруг, перечисляя монастыри или армянские поселения, которые сейчас находятся на территории других государств. Точно так же на севере Ирана армянские притязания воспринимались как угроза, способная вызвать конфликт, а «персидский» контроль над этой территорией с трудом переносился азербайджанцами, которые, впрочем, считают себя «турками».

Абдурахман же считает азербайджанцев и грузин «кавказскими братьями» и гордо говорит мне, что в северном Иране люди хорошо вспоминают о СССР (мне об это говорили в Урмии и Тебризе, в Иране). Здесь ощущение принадлежности к обществу еще не испорчено чувством исключительности или превосходства. Гордость быть частью Великой Страны, которая уважает меньшинство, к которому принадлежат местные общины, похоже дарит этим общинам мир, которого я не встречал до сих пор.

После нашего разговора я впервые замечаю, что рекам, протекающим дальше по долине, даны названия. Они обозначают границы и требуют мостов – а значит власти – чтобы люди могли их пересечь. Однако все это не имеет смысла среди тысяч высокогорных сел.

Я спускаюсь в долину, чувствуя себя так легко, как будто мул из Телетля съел какое-то предубеждение, которое тяготило меня, а я не мог до конца осознать эту тяжесть, или как будто некоторые из орлиных перьев, встреченных мною на пути, сонастроились с моими движениями.

Я символично прощаюсь с горами, оказавшись на похоронах старушки в Гоготле: мое время здесь истекло, и я чувствую желание углубить свое понимание этой Великой Страны, в которой есть место даже для самой маленькой общины.

Начинается новое приключение, уже на север. Но это совсем другая история.